– Ну, твоя бабуля, божий одуванчик, конечно, подтвердит, но ей верить-то не очень можно. Она проспать да и забыть могла все на свете. Головы-то у старух не больно соображают.
Я хотел ответить, что голова у моей бабули соображает лучше, чем у этого козла, но промолчал.
– Позвонить дайте! – попросил я. – Она волнуется, что меня нет.
– Обойдешься! – отмахнулся мент и вышел, заперев дверь снаружи на ключ.
Я огляделся с тоской. Комната находилась на первом этаже, но на окнах стояли решетки. Да и куда я побегу? Чтобы они меня сразу же обратно привезли? Да еще уверятся: раз побежал, значит, виноват. Я прислушался: за стенкой раздавались голоса.
Потолки в комнате были невысокие – метра два с половиной, в углу, под потолком, находилось вентиляционное отверстие, под которым стоял шкаф для бумаг, такой же обшарпанный, как и столы. Я подошел к шкафу. Наверху лежал толстый слой пыли и валялись две пустые бутылки из-под водки. Я влез на шкаф так аккуратно, что бутылки даже не качнулись, и приник ухом к решетке.
– Ерунда все это, дохлый номер, – рассудительно говорил левый мент, он сразу же произвел на меня более серьезное впечатление. – Пустышку мы, Виктор, тянем. Ну что ты ему предъявишь? Нет же у нас на него ничего.
– А чего он тогда у Громовой идиотом прикидывался?
– Мало ли кто где идиотом прикидывается! У нас половина народа прикидывается, а другой половине и прикидываться не надо – и так всем ясно, что идиоты. К тому же, возможно, бабка ограбленная путает и девушка вообще не та. Нужно было ей нищую старуху грабить! А тогда этот козел малорослый вообще получается ни пришей ни пристегни! Отдали бы его Громовой, уже давно бы дома были. А ты – расколем, расколем! Чистосердечного признания от него добьемся!
– А чего он тогда психует? – запальчиво возражал правый. – Чего дергается? Печенкой чую – нечиста у него совесть. Вот слушай, – судя по голосу, он оживился, – в тот же день в том районе магазин ограбили. Может, он про магазин что-то знает, а, Володя?
Я чуть со шкафа не свалился. Еще и магазин на мою голову! Ну у них и методы!
– Ну ты, Витя, даешь! – фыркнул левый мент Володя. – Этак ты на него все повесишь. Там еще накануне вечером изнасилование было, и колеса у одного чудика сняли.
– Да ладно, все равно мы ничего не теряем, ну, посидит в камере до утра, завтра мы его прямо к Громовой, пусть она своими психологическими методами с ним разбирается. Ты пойми: ребята, что на труп выезжали, что говорят? Убийство нетипичное. Ножом в подъезде, девка одета как картинка, в ушах серьги с бриллиантами – оставили, шубу – не сняли. Сумочку даже не забрали, а в ней, между прочим, деньги были. И ведь могли хоть догола раздеть, потому что никого в подъезде не было и валялась она там не меньше сорока минут, пока кто-то из соседей не прошел. Я еще на этого недомерка посильнее нажму, авось повезет.
Я кубарем скатился со шкафа, потому что послышался стук отодвигаемого стула.
– Ну что, Андриаша, надумал признаваться? – Правый мент выглядел посвежевшим и отдохнувшим – дернули они там, что ли?
– Позвонить дайте, – снова попросил я.
– Кому это ты звонить надумал? Уж не адвокату ли? – издевался мент.
– Говорят тебе, у бабки сердце больное! – Я тоже повысил голос. – Она будет волноваться, если я к сроку не вернусь.
– Ничего твоей бабке не сделается, – отмахнулся он.
Сделается, еще как сделается, с тоской думал я. До утра эти сволочи меня здесь продержат, бабуля к полуночи от волнения заболеет, а к утру точно может и концы отдать… тьфу, чтобы не сглазить… А что, дома никого нет, помощь оказать некому, даже «скорую» никто не вызовет.
– Давай так договоримся, – снова завел мент, – ты сейчас пишешь, что знаешь, а ведь я вижу, что ты дергаешься, значит, что-то знаешь, а я потом даю тебе позвонить бабуле там или дедуле… куда хочешь. Подойдет такой вариант?
Как видно, он вник в рассуждения левого мента и понял, что я не полный идиот и признаться в убийстве девушки заставить меня будет нельзя. Тем не менее, чтобы выйти скорее из этого свинарника, а не ночевать в камере, я готов уже был рассказать им про «ауди» и про директора фирмы «Поллукс». Но тут я еще раз взглянул на правого мента и понял, что, если я скажу ему хоть что-то, он обрадуется и тогда вообще меня замордует вопросами и не то что выпустить, а даже позвонить все равно не даст. Это только в сериале менты хорошие, они подозреваемым даже потрахаться в кабинете дают, несмотря на то что потом имеют большие неприятности от начальства. А пожалеть больную старуху, которая уж точно ни им, ни государству ничего плохого не сделала, – это им западло…
– Пока не дашь телефон, никакого разговора не получится, – твердо сказал я. – И больше никаких вариантов не предлагай.
Тут он вскочил, с грохотом опрокинул стул и заорал. Долго обзывал меня всякими словами и рассказывал, что он уж позаботится подсадить меня в такую камеру, чтобы до утра мне некогда было скучать, что мной будут заниматься и так далее и тому подобное. Я смотрел на него снизу вверх и думал, что вот прямо сейчас могу сломать ему руку или ногу, а может, и вообще убить А что – руки у меня не связаны, в любой момент могу вскочить. И ведь этот козел знает, что я владею карате, что же он так подставляется? От безнаказанности, понял я. Он знает, что он может сделать со мной что угодно, а потом скажет, что я сам упал десять раз. А я если только подниму руку, то сидеть мне ой сколько за нападение на нашу славную милицию. Вот так-то. А может, он просто не верит, что я что-то могу, – подумаешь, дипломы бабка показывала, внешность-то у меня обманчива. Соблазн был велик, но я удержался. Но поклялся себе, что если не дай Бог с бабулей за сегодняшнюю ночь что случится, то этого мента я найду и сделаю так, что он не то что в милиции, а нигде больше работать не сможет по причине инвалидности. Будет всю оставшуюся жизнь ездить в инвалидном кресле и вспоминать боевые милицейские будни.