Порванная струна - Страница 58

– Ну уж! – усомнился я.

– Точно тебе говорю! Она маленькая и худенькая? – уточнила бабуля.

– Ну да. – Удивлению моему не было предела. – Она что, тебе по телефону сказала размер своей одежды?

– Нет, просто я знаю твой вкус, – самоуверенно заявила бабуля.

Вот тебе раз! Как раз мне нравятся высокие и длинноногие! Но я решил не спорить с бабулей, а подождать, что еще она скажет.

– Значит, она не любит сладкое… – протянула бабуля. – Тогда испеку лимонный торт, он легкий.

– Я ее еще в гости не пригласил!

– А ты пригласи, мы хотим с ней познакомиться! – встряла маман с порога. – Бабушка мне все уши прожужжала, так девушка ей понравилась по телефону.

– Нет, ну с вами не соскучишься!

– И ради Бога не дари ей гвоздики или герберы! – продолжала маман. – Пышные розы тоже не годятся. Таким субтильным девушкам очень подходят маленькие букетики – знаешь, крошечные нераскрывшиеся красные розочки, только их должно быть не меньше пяти, а лучше – семь. И конфеты… Если не хочешь выглядеть глупо, не покупай этих огромных вульгарных коробок «Ассорти» с жуткими цветами на крышке. Лучше «Коркунов» – маленькая изящная коробочка в виде шкатулки. Скромно, но со вкусом.

Я вынужден был поправить рукой отвалившуюся челюсть – впервые в жизни моя мать говорила дельные вещи!

Соня открыла дверь, не спрашивая кто. Возможно, она видела меня в глазок. Увидев цветы у меня в руках – семь маленьких темно-красных розочек в кокетливой кружевной упаковке, – она покраснела не хуже цветов.

– Спасибо! Полагается сделать книксен и потупить глазки, но я в таком виде… – Она указала на спортивные брюки и футболку.

Как видно, пригласила меня она действительно для того, чтобы позаниматься, никаких задних мыслей у нее не было. Я прислушался к себе и понял, что слегка расстроился по этому поводу. Странно, она же совершенно не в моем вкусе.

Мы поставили цветы в воду, а потом я и правда показал Соне несколько легких приемов самообороны. Не сказать, что все у нее получилось, но я с изумлением почувствовал, что она не так беспомощна, как кажется. У нее сильные руки и развитый шейно-плечевой пояс.

– Игра на скрипке требует железного здоровья, – заметила Соня, смеясь, и в это время зазвонил телефон.

Она мгновенно побледнела и вскочила на ноги. Затем медленно, как будто к ногам у нее были привязаны пудовые гири, подошла к аппарату. Я внимательно наблюдал за ней снизу с ковра на полу. Соня прикоснулась к трубке так, как будто это была если не ядовитая змея, то жаба или дохлая мышь. Хотя я лично против жаб ничего не имею, они очень полезные создания. Вот крысы – это неприятно.

Соня ответила, послушала немного, потом лицо ее внезапно осветилось радостью, и она положила трубку.

– Репетицию отменили! У меня весь вечер свободный! Ты останешься подольше?

У меня была куча дел, но когда девушка смотрит такими глазами, только полный идиот скажет ей, что занят.

Весь вечер мы проболтали. То есть сначала мы выпили по три чашки кофе и как-то незаметно съели все конфеты. Потом Соня сказала, что хочет есть, и я помогал ей жарить курицу. Пока она готовилась, Соня в комнате открыла потертый кожаный футляр и показала мне скрипку.

Я раньше не только не держал никогда в руках скрипку, но и не видел ее близко. Вблизи оказалось, что это очень интересная штука, даже есть в ней что-то загадочное. Соня рассказала, что скрипка имеет две половинки – верхнюю и нижнюю. И они обязательно должны быть из разных пород дерева. И что собственно звучание скрипки зависит от лака, которым покрыто дерево. И что итальянский мастер Амати придумал в семнадцатом веке секрет лака, который так и не передал своему сыну, так что лучшие скрипки Амати сделаны в семнадцатом веке.

Почему-то, когда хотят сделать комплимент скрипачу, говорят, что скрипка в его руках поет как живая. Мне всегда было непонятно, что конкретно они имеют в виду. Поет как живая – кто? Если как птица, то совсем не похоже. А если как женщина, то вы меня извините, не всякая женщина хорошо поет. А если у нее слуха вообще нету? Люди, сами того не сознавая, отпускают артисту весьма сомнительные комплименты. Говорили бы, что поет как живая Монсерат Кабалье или там Елена Образцова (это бабуля вечно их слушает по радио и по телевизору смотрит концерты), так боятся, наверное, фамилии называть. Иной ведь так сыграет, что Монсерат Кабалье за сравнение может и в суд подать… Но к Соне моя ирония не относится, и я даже попросил было что-нибудь сыграть, но Соня наотрез отказалась. Впрочем, я не очень настаивал. Я провел пальцами по темному лакированному дереву, и вдруг мне показалось, что скрипка и вправду отвечает мне, как будто живая. Что-то со мной не то, кажется, я теряю голову…

В общем, мы так увлеклись скрипкой, что курица безнадежно сгорела, но мы все равно ее съели с большим аппетитом.

За едой мы по-прежнему болтали обо всем понемногу. Нас никто не беспокоил. Никто не звонил ни в дверь, ни по телефону. Соня развеселилась, серые глаза ее блестели, и я вдруг заметил, какая она хорошенькая.

Часов в девять я вспомнил, что должен был идти к Околевичу и что хорошо бы хоть позвонить ему и извиниться, что подвел с работой. Телефон у Сони был довольно новый, кнопочный, там такой шпенечек, который регулирует силу звонка. То есть громкий звонок или тихий. Так вот, когда я посмотрел во время разговора с Околевичем на трубку, то регулятор стоял в положении «Off», то есть «Выключено».

Она вообще отключила звонок. Зачем? Чтобы никто не беспокоил? Но чем таким важным мы с ней занимались, что нас нельзя было беспокоить…