Порванная струна - Страница 53

Она набрала номер и недолго вслушивалась в гудки на том конце – Раймонд Генрихович быстро снял трубку. Он сразу узнал ее по голосу и очень обрадовался.

– Раймонд Генрихович, сейчас поздно, я вас не разбудила?

– Какое спать! – сердито ответил старик. – С этой бессонницей, чтоб ее совсем… очень рад буду с тобой поболтать…

Виктория не любила ходить вокруг да около. Поэтому, когда в ответ на ее вопрос профессор долго молчал, она забеспокоилась.

– Да, работали мы с флюосцином… – неохотно подтвердил Раймонд Генрихович, – но это было два года назад… столько времени прошло… А почему тебя это интересует?

– Скажите… а у вас запасы флюосцина этого остались? – осторожно поинтересовалась Виктория, надеясь, что профессор ответит отрицательно и она с облегчением переведет разговор на другое.

– Кажется, нет… – неуверенно проговорил Раймонд Генрихович.

– Что значит – кажется? – Виктория невольно повысила голос. – Это же сильный яд!

– Сам знаю, что яд! – закричал в трубку профессор. – Думаешь, я совсем из ума выжил? Ты вот что, если тебя что интересует, так говори прямо, а вообще-то лучше бы приехала ко мне завтра.

– Действительно, это разговор не телефонный, – согласилась Виктория. – Вот, расстроила вас на ночь, теперь спать не будете…

– И так не спал! – буркнул Раймонд Генрихович и повесил трубку.

* * *

Старик здорово сдал с тех пор, как Виктория видела его в последний раз. Правда, это было лет шесть-семь назад. Но Виктория Львовна решила, что ситуация слишком серьезная, чтобы тратить время на пустые восклицания типа «сколько лет, сколько зим!» и так далее.

– Значит, так, – начала она, как будто перед ней не старый профессор, а молоденький нерадивый ассистент, – расскажите-ка мне все про флюосцин. – И тут же сменила тон на более мягкий: – Раймонд Генрихович, миленький, давайте этот вопрос проясним раз и навсегда. Что у вас произошло с флюосцином?

– Ой, как мне все это не нравится! – помрачнел профессор. – Ой, чувствовал я, что дело на этом не успокоится… Вот слушай. Работали мы с этим флюосцином недолго. Первоначально предполагалось выработать достаточно надежное и эффективное узконаправленное средство для борьбы со шведской и гессенской мухами – опасными вредителями злаковых культур. Но позже разработку закрыли сама понимаешь из-за чего.

– Финансирование кончилось? – догадалась Виктория.

– Именно, да и, честно сказать, разочаровался я в этом флюосцине. Мухи-то мерли от него как… мухи, извини за каламбур, но вот наблюдались побочные эффекты. То есть я хочу сказать, что в растениях оседало гораздо больше допустимой концентрации этого инсектицида, то есть инсектицида, приготовленного на основе флюосцина. Ни о каких медицинских нормах, даже по нашим отечественным расчетам, там и речи быть не могло. А уж если по-западному считать, то там разработчиков такого средства, то есть меня с группой, сразу бы под суд отдали. Конечно, можно было работать по усовершенствованию, но требовалось много денег. А с этим у нас, сама понимаешь, большие трудности. Так что я не очень расстроился, когда разработку прикрыли.

– А дальше что было? – поторопила Виктория. – Я же чувствую, что на этом дело не кончилось.

– Да, есть продолжение, – нехотя согласился профессор Зайончковский. – Образцы флюосцина у меня остались. Хранились они здесь же, в лаборатории. Потом посмотришь – там у нас такой холодильник… ну на замок, конечно, запираем его, двери на ночь опечатываем и в журнале расписываемся.

– Да что вы мне рассказываете! – возмутилась Виктория. – Как будто я не в такой же лаборатории работаю. Правда, с финансированием у нас получше – институт побогаче. Опять же разные экспертизы нужно проводить для компетентных органов, а для этого оборудование нужно приличное…

– Да уж, – согласился профессор, – а растениеводство нынче никому не нужно. Но дело не в этом. А в том, что несколько недель назад пришел ко мне в лабораторию один молодой человек.

– После института? Молодой специалист?

– Да нет, – поморщился Раймонд Генрихович, – вовсе он не молодой специалист, а лаборант. Такой, знаешь, немножко заторможенный… без образования.

– Зачем же вы берете неизвестно кого в лабораторию? – насторожилась Виктория.

– Во-первых, я взял его по просьбе и рекомендации моей старейшей сотрудницы, – обиделся профессор, – а во-вторых, все было законно, через отдел кадров. А в-третьих, ты представляешь себе зарплату лаборанта?

– Представляю, – сдержанно кивнула Виктория.

– Ну вот, а мне нужен был человек покрепче. Мы ведь летом и на опытные участки выезжаем, там работа физическая. А стариков и так у меня хватает, я сам уже старый пень. Да только дал я маху с этим лаборантом – действительно придурочным каким-то он оказался. Неделю всего отработал или две, уже не помню я, а потом полез за чем-то в холодильник и уронил три коробки с ампулами. Среди них была и коробка с флюосцином. Остальное-то не очень пострадало, а флюосцин – все ампулы вдребезги. Просто даже надо уметь – так бросить!

– Что он их – ногами растирал? – предположила Виктория.

– Было похоже на то. – Профессор Зайончковский сердито засопел и отвернулся.

– Сколько ампул с флюосцином оставалось в коробке?

– Так, всего в коробке было десять штук, но там был неполный комплект… всего, я думаю, штук шесть-семь.

– Значит, вы не смогли идентифицировать каждую ампулу? Раз было так сильно разбито?

– Разумеется, не смогли. Да, по правде сказать, мне и в голову не пришло. Я тогда страшно рассердился, что лаборант сунулся куда не следует, зачем-то двигал не те коробки. И просто его выгнал, сказал, чтобы духу его в лаборатории не было. Еще на Марию Потаповну накричал, потом извинялся. – Профессор пояснил, не дожидаясь вопроса: – Мария Потаповна – это сотрудница, которая очень просила его взять, дескать, она знает его с детства, что он временно сейчас без работы. А так, мол, человек старательный и внимательный. Очень я тогда рассердился и на нее заодно.