Порванная струна - Страница 52

Виктория пожала плечами и снова затянулась «Беломором».

– Ты же знаешь, Надя, наших бесплатных медиков… Они ведь только две причины смерти пишут – инфаркт или инсульт.

– Платные ничуть не лучше, – вставила Надежда, вспомнив два-три эпизода из своей небогатой практики.

– Они те же бесплатные, только за деньги, – ответила Виктория несколько странной фразой, а затем пояснила: – По сути своей они точно такие же, как бесплатные, а от того, что ты им платишь, сущность не меняется. А вообще по внешнему виду трупа можно предположить инсульт. Если, конечно, не делать вскрытие, биопсию и прочее… Но вот что интересно, – проговорила Виктория задумчиво, как бы сама себе, – откуда взялся этот флюосцин?

– А в чем дело? – Надежда сделала стойку.

– Дело в том, – Виктория подняла на нее глаза, – что этот несчастный флюосцин доступен очень узкому кругу людей, и большую часть этих людей я знаю. Поэтому вся эта история мне очень не нравится…

– Да сейчас, по-моему, кто угодно может за деньги хоть атомную бомбу достать. Столько всяких «горячих точек», и вокруг них только тем и занимаются, что продают оружие и всякую прочую дрянь. Да из-за границы опять же ничего не стоит привезти…

– Нет, Надя, ты не поняла. – Виктория погасила очередной окурок и потянулась за следующей папиросой. – Это всяких автоматов и пистолетов расплодилось бессчетное количество, допустим, и бомб… А флюосцин – вещь редкая, мало кому известная, производится в лабораторных условиях и в очень ограниченном количестве. Не то что за границей – его даже в других городах почти нет…

– Так он что – очень редкий и дорогой?

– Да нет. – Виктория поморщилась. – Редкий-то редкий, но не слишком дорогой – ингредиенты дешевые, процесс получения хоть и сложный, но недорогостоящий. Короче, знаешь, как в анекдоте – он потому неуловимый, что никому и на фиг не нужен. Вот я и думаю: если ты где-то нашла цветок, обработанный флюосцином, то к этой истории причастен кто-то из моих коллег-химиков. Подожди, Надя, немножко, не поднимай вокруг этой истории шума, я сначала тихонько выясню, у кого флюосцин пропал.

– Давай перешерсти всех своих коллег, да только по-быстрому – время дорого.

Виктория внимательно посмотрела Надежде прямо в глаза:

– Слушай, давай бросим этот треп. Я тебя спрошу прямо и честно: как по-твоему, есть в этом деле с цветком криминал? Ты не стесняйся, рассказывай. Я тут на кафедре токсикологии такого повидала, что если в подробностях рассказывать…

– Верю! – поспешно согласилась Надежда. – Верю без подробностей. Труп, во всяком случае, есть в этом деле. А вот криминальный он или нет – это еще надо выяснить.

– Уж не сама ли ты выяснять вздумала? – нахмурилась Виктория. – Надя, этим должны заниматься…

– Компетентные органы! – подхватила Надежда. – Так что давай быстренько выясняй, откуда этот флюосцин взялся, потому что там неясно, кто этот чертов цветок принес в квартиру. Девушка умерла. И родственников у нее никого здесь нету. А вот когда точно будем знать, откуда яд, тогда и в милицию можно пойти. Потому что меня-то они не больно слушать будут, а вы все же лица официальные.

– Да-да, – рассеянно кивнула Виктория.

Надежде пришлось напомнить себе, что она знает свою бывшую одноклассницу много лет и что Виктория никогда не станет покрывать халатность и невнимательность коллег, если дело касается смерти человека. Не станет она беречь честь мундира – во всяком случае, Надежда очень надеялась с ее помощью хотя бы узнать, откуда мог взяться злосчастный цветок, буквально напоенный ядом.

Виктория закрыла за Надеждой двери лаборатории и ненадолго задумалась перед раскрытой записной книжкой. Потом сделала несколько звонков, но неудачных – нужных людей не застала на месте, а те, кого застала, не могли дать полного ответа на интересующий ее вопрос – кто мог в последнее время работать с флюосцином? За каким чертом он кому-то понадобился?

Профессор взглянула на часы и заторопилась на лекцию, решив продолжить поиски вечером. На лекции она была непривычно рассеянна и даже не делала обычных своих язвительных замечаний парочкам, специально усевшимся на заднем ряду, чтобы обниматься. Они бы с удовольствием вообще не ходили на ее лекции. Но Виктория обладала феноменальной памятью на лица и помнила всех, кто прогуливал. А потом на экзамене бедолагам приходилось туго.

Не то чтобы профессор так сильно ненавидела студентов. Просто токсикология – наука ответственная.

«Тогда шли бы на филфак, – неизменно повторяла она понурым двоечникам. – И что вас сюда занесло? Там хоть никого не уморите…»

По дороге домой Виктории Львовне пришла в голову одна мысль, и к тому времени, когда она добралась до дома, мысль эта приняла вполне конкретные очертания. Единственный, кто может что-то знать о флюосцине, – это Раймонд Генрихович Зайончковский. Когда-то очень давно он читал лекции у них на курсе, потом они встречались изредка, потом Виктория уезжала работать по контракту в Штаты и потеряла с ним связь. Вернувшись, она слышала, что профессор овдовел, проводил детей и внуков на постоянное место жительства в Германию. Но сам туда ехать категорически отказался. И теперь он устроился заведующим лабораторией в Институт растениеводства, а поскольку финансирование там сейчас не ахти какое, то Раймонд Генрихович в своей лаборатории занимается своими собственными разработками, пытается реализовать свои идеи, насколько хватает средств. Начальство ему не очень мешает.

Виктория подумала еще немного и вспомнила точно, что несколько лет назад ходили разговоры про эксперименты профессора с флюосцином. Осознав это, она расстроилась, потому что очень не хотела, чтобы старик профессор был замешан в какой-нибудь темной истории.